Почему для современных детей не существует слово НАДО?
24 мая 2017
Автор: Ксения Кнорре Дмитриева, pravmir.ru

Почему для современных детей не существует слово НАДО?

Психолог Марина Битянова рассказывает о том, как изменились современные дети и что нам, устаревшим взрослым, с этим делать.

Марина Битянова, директор Центра психологического сопровождения образования «Точка пси», кандидат психологических наук, рассказывает о том, как изменились современные дети и что нам, устаревшим взрослым, с этим делать.

«Войну и мир» для современных детей надо сжать

– Марина Ростиславовна, правда ли, что нынешние дети – другие, или это типичное возрастное брюзжание?

 

– Каждое поколение взрослых во все века говорило, мол, куда катится мир, что происходит с детьми, они изменились, они другие. Но парадокс нашей сегодняшней ситуации в том, что нынешние дети действительно другие. Мы живем в эпоху смены форматов культуры и мышления. Последний раз подобное случалось в XVI веке, когда началась эпоха Возрождения и появилось массовое книгопечатание. Тогда, на фоне развития науки, появления аналитического, книжного сознания возникли мы как новый тип людей. С появлением массовой книги люди стали говорить и думать по-печатному, и это очень сильно изменило мир и человека. И мы с вами – люди XVI века.

А сейчас появился другой способ упаковки информации: цифровой. Сознание меняется вслед за появлением информационной культуры и становится клиповым.

Само по себе это слово не плохое и не хорошее, оно констатирующее. В него вносят негативный смысл, а клиповое сознание – это всего лишь другой тип упаковки информации в голове.

В наших с вами головах людей с высшим образованием XX века информация упаковывается в логические цепочки. Чем человек образованнее, тем длиннее и сложнее эти цепочки. Кроме того, мы, выстроив какую-то последовательность, потом вырабатываем к ней отношение – ценностная она или не ценностная. У нас также отдельное образное восприятие: у кого-то есть образ, у кого-то нет.

Клиповое мышление означает, что у человека в голове живут такие целостные объекты, в которых соединяются образ, мысль и ценность. В сознании такого человека хранится очень краткая понятийная справка, что такое этот предмет или явление – это сразу и зафиксированный зрительный образ, и встроенные туда эмоции и отношение.

– То есть у нас все было упаковано в голове по отдельности, а у современного человека – все вместе, у нас были длинные цепочки, а у них – целиком упакованные объекты?

– Да, наша мысль была цепочкой, потому что была длинной. Мы могли читать «Войну и мир» и удерживать в голове. Сейчас они не могут читать этот роман, но не потому, что они слабые. Это не их способ познания. Им нужны короткие, емкие, содержащие полную информацию тексты. И именно этого мы не понимаем. Мы создаем учебники, не соответствующие их восприятию мира, поэтому они их отторгают.

– То есть «Войну и мир» надо просто выкинуть и забыть или ее надо сжать, сделать более содержательной и упакованной в отдельные короткие блоки?

– Если мы хотим передать им эти эмоции и знания, «Войну и мир» для них надо сжать. Кстати, я уверена, что в будущем многие из них эту книгу перечитают, как сейчас есть люди, которые перечитывают роман в сознательном возрасте.

– У них с возрастом изменится сознание?

– Они будут уже на это способны. Сейчас они еще юные, они учатся. Им нужно созреть, для этого нужно создать им какие-то большие конгломераты, чтобы там поместилась «Война и мир», чтобы они для начала могли воспринимать эту книгу как целое, чтобы уже сейчас могли вытащить оттуда какой-то образ и смысл, который у них останется после школы и, возможно, заставит впоследствии к ней вернуться.

– Эта клиповость – признак незрелости восприятия?

– Нет, просто позднее они смогут воспринимать «Войну и мир» как большой клип. На самом деле это тоже гипотеза, потому что мы не знаем, какими они вырастут, потому что они же только растут. Но я оптимист, я верю, что все будет нормально, и «Война и мир» будет с ними, просто упакуется у них каким-то другим образом.

Пока надо действительно упаковывать все это в небольшие форматы, делить такие произведения на части: вот картинка, вот идея, вот отношения, и пытаться им передать в такой форме. В клиповости соединяются ценность и образ, поэтому современные дети в значительно большей степени целостные люди. Есть надежда, что в сознании лучших из них нравственность срастется с логикой. Но пока это мои оптимистические фантазии.

Негативная черта клипового сознания состоит в том, что там срастись может что угодно – например, не до конца соединиться логичная ценность и содержание, и если нет критичности, то они этого даже не заметят.

Поэтому у современных детей особенно важно развивать критичность, что сейчас школа тоже не делает. Критичность можно выращивать только на тексте, который содержит ошибку или допускает некую вольность, в нем должно быть что-то искаженное, чтобы это можно было заметить, а школа привыкла давать стерильные тексты.

А какая может быть критичность в стерильном тексте? Дети скользят по ним, не погружаясь, никак их с собой не соотнося, по любым школьным текстам – научным, публицистическим.

– Почему бы нам не установить строгий режим пользования гаджетами и компьютерами и не продолжать их выращивать в понятном нам ключе? Ведь та система, в которой мы научены, проверена, она работает, она дает определенный результат: человек с хорошей памятью, с многогранным восприятием мира.

– Образование обслуживает жизнь. Оно должно даже не подготавливать к жизни (это тоже, на мой взгляд, большая ошибка – считать, что образование готовит к жизни) – оно должно встраивать человека в жизнь уже здесь и сейчас, соотноситься с ней. Мы можем отнять у детей телефоны, посадить в красивые клетки и начать говорить то, что не имеет отношения к их действительности. Но их психика от рождения устроена по-другому, она не будет это воспринимать. Они дождутся конца этого «образования» и пойдут жить, и их истинное образование будет происходить там, куда они пойдут.

– Помимо главной особенности современного ребенка – клипового сознания, о которой вы сказали, что еще характерно для мышления нового поколения, что в нем для нас непривычного?

– У них больше синтеза, чем аналитики. Им очень важно все объединять в целое, и информацию они воспринимают именно синтетически. Для нас это непривычно, мы в основном аналитики, нам нужно все разложить на составные части. В любом школьном предмете все раскладывается до мельчайших частиц, детям говорят: это состоит из этого, это состоит из еще чего-то. А для них это не совсем естественно.

Если потом не происходит обратно складывания в целое, если им не объясняют, как это практически применимо, они эту информацию отторгают, не воспринимают ее.

Кстати, это еще одно их глобальное отличие от нас с вами: их отношения с понятиями «надо» и «зачем». Я точно не могу сказать, когда это изменилось, но еще 20 лет назад слово «надо» и все, что за ним стояло, обладало мощной мотивационной силой. Ребенок мог чего-то не хотеть, но его можно было заставить делать с помощью этого слова.

Сорок лет назад взрослый говорил мне: «Мариночка, надо», и я отвечала: «Раз надо, значит, надо», – не особо вдумываясь, почему и зачем. В подростковом возрасте я могла, как любой другой подросток, сказать: «Вам надо, вы и делайте», но это был подростковый бунт против того, что я понимала, что все-таки надо. А сейчас все чаще мы сталкиваемся с тем, что мы говорим ребенку – «надо», а он смотрит на нас – заинтересованно, спокойно, уважительно, у него нет никакого протеста, – и спрашивает: «Зачем?»

Для них «надо» потеряло свою мотивирующую силу, и пока ты им не объяснишь, зачем, у них не запускается внутренний волевой механизм.

– Это родители допустили какую-то массовую оплошность?

– Нет, что-то изменилось в среде. Мир стал очень прагматичен, именно в плане направленности на достижение цели. Теперь каждое действие должно иметь какую-то цель, результат.

Читать полностью.