"Хорошие" дети правду не говорят.
"Некий чудак и поныне за правду воюет,
Только в словах его правды на ломаный грош.
Чистая правда когда-нибудь восторжествует,
Если проделает то же что грязная ложь...."
В.С. Высоцкий
Меня пугает лицемерие, оно пугает любого человека, который сталкивается прежде всего с миром взрослых а затем и с миром современных подростков.Знак "остановка запрещена" - мой любимый. Мир реальный становится скорее миром выдуманным или, скорее "выдуманно - благопристойным", в двадцатом- двадцать первом веке стали наиболее востребованы интонации и правила общения продавцов-консультантов в провинциальном магазине дорогой франшизы: "всё ОК", "ты супер", " то, что мы делаем классно". Правда вредна:окружающие люди для подростка становятся теми, кому он никогда не расскажет что его волнует. Увы... не только мнение учителя, мнение родителей и самих детей.
Формируют ли дети сюжеты собственной жизни? Накладывать шаблонную теорию на человека - не что иное как формировать "матричное сознание" , не поэтому ли люди в России ( да и не только) периодически превращаются в "человеческий ресурс (или материал). Не являются ли заученые и присвоеные теории на уроках по ТВ в интернете - диктатом для чужих жизней, изначальной ложью в отношениях? Интересны в контексте книги Анники Тор "Правда и последствия", А.Окуня "Аптека "Плацебо".
Ну и как практический пример ,история из практики психолога Екатерины Мурашовой: "Как психолог, я честно приготовилась бороться с этим Маргаритиным неконструктивом. Я недавно закончила психологический факультет университета. Там меня учили, что человек должен принимать и даже любить себя — только тогда у него получится все остальное. Я даже прошла несколько тренингов, в процессе которых это самое «принятие» должно было сформироваться. Но до сих пор мне в работе все больше встречались люди, которые «не принимали» других, например, своих родителей, или детей, или учителей в школе, а себя считали, на американский манер, вполне «ок».
— У меня умерла прабабушка, — грустно сказала девочка. — Когда я была маленькой, она рассказывала мне сказки и вязала полосатые шерстяные чулочки. Я ее очень любила. По крайней мере, все (и я сама) так думали. И вот, когда она умирала, я вдруг поймала себя на мысли о том, что скоро освободится комната, и мне, может быть, ее отдадут, и раз прабабушки не будет, ей уже днем никто не будет мешать, и я смогу привести подружек, и еще о других… выгодах ее смерти, иначе я даже и сказать не могу. Когда бабуля умерла, я сильно плакала, и все думали, что по ней, а на самом деле я плакала… по себе… Вы понимаете?
У меня не нашлось слов, и я просто кивнула.
— Я с детства очень люблю читать и читаю много. Наверное, можно сказать, что я представляю, как человек устроен изнутри, по книгам, ведь живым-то людям внутрь не заглянешь. И вот, после смерти бабули я, может быть, впервые стала думать, какая я, сравнивать. И поняла…
Я уже знала, что она скажет дальше, и по спине у меня пробежал холодок. Послать Маргариту на тренинг «принятия себя»? Но я-то знаю, что это не поможет…
— Я поняла, что почти никогда не радуюсь по-настоящему успехам своих подруг. Я лицемерю, говорю: «Как здорово! Как красиво! Какая удача!» — но сама так не думаю. Больше того, я испытываю что-то вроде удовлетворения, когда у них что-нибудь не получается. Я не жалею своих родителей и не люблю младшего брата. Когда он был совсем маленький и мешал мне, а родители требовали, чтобы я с ним играла, я хотела, чтобы его совсем не было, и даже представляла себе это. Больше всех мне жалко кошку и вообще животных, даже засохшую осу между рамами, что, конечно, неправильно.
— Послушай, Маргарита, но ведь животные в нашем мире более беззащитны и это…
— Нет! — девочка повела рукой из стороны в сторону. — Я давно думаю и делаю ужасные вещи. Я иногда делаю гадости просто так, нипочему. Я много вру — ради своей выгоды, чтобы что-то скрыть или показаться кому-нибудь получше и поинтересней. Я очень злопамятная, а если не мщу за обиды, так это потому, что труслива и еще мне лень. Большую часть времени я не делаю ничего стоящего. Зато уже научилась делать вид, что в чем-то разбираюсь лучше других. Я просто как-то не отдавала себе в этом отчет. А тут вот поразмыслила как следует и поняла, что во мне вообще нет ничего, что определяет достойного, порядочного человека. Ни чести, ни совести, ни милосердия… И я вдруг подумала, что все люди внутри такие, как я, и все вокруг (и в книжках тоже) вранье, ведь про меня-то тоже все думают, что я — тихая, скромная девочка… Я очень испугалась, даже есть два дня не могла, мама уже хотела меня к врачу вести. Но я набралась храбрости и спросила сначала у подружек, а потом у родителей…
— И что же они тебе ответили?
— Они сказали, что с ними все в порядке. Они — хорошие и всегда хотят и стараются все правильно и хорошо сделать. Бывает, конечно, что у них не получается, но это тогда обстоятельства…
Я, не удержавшись, рассмеялась.
— И ничего смешного, — строго сказала Маргарита. — Я очень обрадовалась. Потому что печально, конечно, что я получилась такая плохая, но если бы все были такие, то осталось бы просто пойти и повеситься…
— А вот этого не надо! — я быстро вскинула обе руки.
— Да нет, я не собираюсь, — успокоила меня Маргарита. — Я ведь к вам зачем пришла-то?...
— Ты, наверное, хочешь измениться? (Призрак тренинга «принятия себя» все еще несколько тревожил мое воображение.)
— Да нет, я же понимаю, что я уж какая получилась. Кто меня теперь изменит? Мне интересно — почему? И как все остальные получились другими?
— Ты, по крайней мере, получилась честной и отважной, — задумчиво сказала я. — Я в твоем возрасте и положении ни разу не решилась ни у кого спросить — ни у друзей, ни уж тем более у родителей или психолога. Так и осталась со своим открытием…
— Вы — тоже?! — серые глаза Маргариты жутковато расширились."